Кадр из фильма Аритмия, режиссер Борис Хлебников, 2017 год
12 октября в широкий прокат выходит картина Бориса Хлебникова «Аритмия». Кинообозреватель Алексей Филиппов рассказывает о российском фильме, который взял Гран-при «Кинотавра» и едва не поехал на «Оскар».
Октябрьская премьера «Аритмии» заканчивает «российские сезоны» — невольный цикл из трех самых важных (и лучших) отечественных фильмов года, фестивальные премьеры которых состоялись в мае и июне, а кинопрокатные раскидало на лето-осень с символичными перерывами в два месяца.
Выдвинутая от России на «Оскар» «Нелюбовь» Андрея Звягинцева вышла в прокат 1 июня, «Теснота» Кантемира Балагова — 3 августа, «Аритмия» — 12 октября, в эпицентре осенней хандры.
В большей или меньшей степени это фильмы про семью и страну. Впрочем, артикулированное обобщение считывается лишь у Звягинцева. В двух остальных реалистичные истории предпочитают выглядеть локальными и бытовыми, позволяя зрителю самому делать глобальные обобщения.
Ярославль. Олег (Александр Яценко) работает на скорой помощи, спасает жизни по графику, сопротивляясь человеческой склонности к смерти и разным бюрократическим препонам. В свободное время дрыхнет без задних ног и много выпивает, что не слишком хорошо сказывается на браке.
Его супруга Катя (Ирина Горбачева), не менее загруженная в приемном покое, в какой-то момент попросту предлагает ему развестись. Предлагает робко, неуверенно: сначала присылает СМС на дне рождения отца, также маститого врача.
Потом Олег начинает искать новую жилплощадь, но, как и во всем, что не касается работы, не слишком преуспевает. Иными словами, не очень-то ищет.
«Аритмия» — это диагноз конкретному браку, конкретному образу жизни и немного стране, где до сих пор миллион вещей оказывается важнее человеческой жизни
Серое небо и дождь за окном — идеальный задник для похода на «Аритмию». Хотя зал проняло и на летнем «Кинотавре» в солнечном Сочи, где картине Бориса Хлебникова отгрузили приз за лучший фильм и лучшую мужскую роль.
Сценарий Натальи Мещаниновой («Комбинат «Надежда», «Еще один год»), написанный в соавторстве с режиссером, работает не столько на уровне драматургических поворотов, сколько благодаря узнаваемой жизненной логике.
Через запятую тут идут сцены супружеской жизни и трагикомические рабочие эпизоды, столкновение с начальством и домашнее непонимание, бессонные ночи и неловкие квартирные вечеринки, обиды и облегчение, жизнь и смерть.
«Аритмия» — это диагноз конкретному браку, конкретному образу жизни и немного стране, где до сих пор миллион вещей оказывается важнее человеческой жизни.
Олег борется с новой директивой начальства о двадцатиминутном приеме одного пациента, но схожая разнарядка существует и внутри него. Условная «двадцатиминутка» остается у врача скорой на себя и, что едва ли не важнее, на близкого человека.
Эта очень честная интонация, без лживого оптимизма и врачебного цинизма, неимоверно подкупает. К тому же «Аритмия», ставя диагноз лишь формально, не предлагает обобщающих ответов на проклятые российские вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?»
Олег превращается в разумный скальпель, практически не способный к проявлению эмоций. И, вероятно, это — главная причина разлада, а не алкоголизм, который в ссорах даже не всплывает, к отчасти справедливому недовольству иных сторонников правды жизни.
Копящаяся в кадре усталость периодически прорезается простой и неловкой улыбкой Александра Яценко, а хирургическое спокойствие Ирины Горбачевой набухает в истерику.
У Хлебникова и Мещаниновой нет ничего постоянного, разве что большинство персонажей все-таки симпатичные и трудолюбивые люди, что не спасает их от домашних ссор и начальственного произвола, которые могут подкосить их сегодня, но они поднимутся завтра. А потом снова впадут в отчаяние — и так до бесконечности.
Эта очень честная интонация, без лживого оптимизма и врачебного цинизма, неимоверно подкупает. К тому же «Аритмия», ставя диагноз лишь формально, не предлагает обобщающих ответов на проклятые российские вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?».
В ней есть лишь изрядный романтический флер любви к жизни, которая раз за разом пробивается сквозь почти документальный быт, зафиксированный оператором Алишером Хамиходжаевым. Живы будем — не помрем.
А что думаете вы обо всем этом?